Вот оно время. Не чьё-нибудь,                                                      наше… Вот она, правды тяжёлая чаша! Словно по кругу сегодня пошла — Давимся жгущими сердце глотками, Тиснем в пробелы чёрные                                              память, Не отмахнуться мол, было не с нами, А содрогнуться от наглости зла, Иезуитского апофеоза, Что отражён протокольною прозой В скрытых когда-то страницах страны: Время холуйства, допросов и стражи, Сорванных звёзд   комиссарских фуражек... — Боже мой, это не выстонать даже! — Ну неужели грехи прощены Всем нераскаявшимся, виноватым, Так упоённо стрелявшим в крылатых И беззаконьем топтавшим народ? Словно и не было — спрятались в щели, Дожили многие и уцелели, Всё повторили бы, если б сумели. Через пол-века... Да год ведь — не тот. Памяти из поколений не выжечь, Хочется верить, иначе не выжить, Трудно,           но только б не вспять, не назад! ...Чаша печальная ходит по кругу, И не чужая, не прошлая мука, Только вглядимся лучше друг в друга: Кто-то отводит от чаши глаза...

Я не боюсь бесславья, маеты,
Того, что мало серебра в кармане…—
Хочу, чтоб не у финишной черты
Меня настигло чьё-то
                                     пониманье.

И соль не в том,
                               чтоб краткий срок пути
Красиво или громко озаглавить;
Сказать своё
                   на вечной переправе
От сердца к сердцу
                                   прежде, чем уйти.

Бессилья волною окатит подчас,
Проглянет усталость
                                    со дна моих глаз,
Сгустятся недобрые тени...
Но вспомнишь — такое случалось уже:
В глухом тупике не дышалось душе,
Мотор не тянул
                        на крутом вираже,
А в музыке было
                                  спасенье.
И вот уже снова
                                звучит надо мной
Органного голоса дождь проливной,
Он льёт, не смолкая, весь вечер...
То слышится, будто
                                 штормит океан,
То видится —
                     белый бушует буран,
А это — неистовый, мудрый орган:
Потоками звуков — на плечи.
Забудусь... И муку забуду свою.
Услышу, как флейтами
                                           сосны поют,
Увижу, как вспыхнуло солнце.
Как нас неустанно
                                вращает Земля,
Как долгую жажду
                                 дождём утоля,
Колосьями жёлтыми плещут поля...
И всё это
                   миром зовётся.
Но вдруг
              остановится сердце на миг
От звука, похожего больше на крик,
Что словно от пули смолкает...
А дальше
В симфонии скорби земной
Я слышу прошедшей войны позывной,
И памяти чьей-то
                               взрывною волной
Внезапно меня обжигает!
Очнусь я от боли
                              в горячем виске,
Себя испытаю на новом витке,
От ложного сердце очистив.
Мне снова под силу
                               упрямый разбег,
Ведь музыку эту
                              творил человек,
Прозрения миг
                       продлевая навек,
И не отрекался от истин!

ПРИЧИТАНИЕ ПО НИКЕ

Что Вам помнится, как живётся
за морями, в далёких Штатах?
Как Вам можется, как поётся,
что Вам снится, Евгений Саныч?
… Стала прахом былая птаха,
приручившаяся когда-то. —
Задохнувшись от страшной вести,
я глаза не сомкнула за ночь.

То, чего не избудешь в слове,
и до Вас долетело, знаю:
За порывов благих поспешность
Вот такою ценою платим.
Там, в просторах иных,
                                         земная
гравитация не страшна ей...
Нам оставлено лишь молиться
за разбившихся наших братьев.

Позабыл о былых восторгах
мир отпрянувший и холодный,
Приголубленный детский лепет
обернулся недетским криком.
Затопило остатки веры
одиночества половодьем.
И не спас "Черновик" вчерашний
в кураже безнадёги Нику.

Не наученная терпенью,
успокоится ль, примирится ль?
Ей высоты теперь по силам,
неоплаканной, неотпетой...
Ей в полёте не одиноко
Рядом ангелы или птицы.
Всё простившая, просит только:
Не зовите детей в поэты…"