И сказали бояре князю:
"Уже, князь, горе ум полонило.
Вот слетели два сокола
с отчего золотого престола
добыть города Тмутороканя
либо испить шлемом Дона.
Уже соколам крылья подсекли
саблями поганых,
а самих опутали в путы железные.
Темно ведь было в третий день:
два солнца померкли,
оба багряные столпа погасли
и в море погрузились,
и с ними оба молодых месяца,
Олег и Святослав,
тьмою заволоклись.
На реке на каяле
тьма свет прикрыла:
по Русской земле
рассыпались половцы,
точно выводок пардусов,
и великое ликование
пробудили в хиновах.
Уже пала хула
на хвалу;
уже ударило насилие
по свободе;
уже бросился Див
на землю.
Вот уже готские красные девы
запели на берегу
синего моря,
звеня русским золотом,
воспевают время Бусово,
лелют месть за Шарукана.
А мы уже, дружина,
невеселы".

Тогда великий Святослав
изронил золотое слово,
со слезами смешанное,
и сказал:
"О племянники мои, Игорь и Всеволод!
Рано начали вы Половецкой земле
мечами обиду творить,
а себе славы искать.
Но без чести вы одолели,
без чести кровь поганую пролили.
Ваши храбрые сердца
из крепкого булата скованы
и в отваге закалены.
Что же сотворили вы
моей серебряной седине!
А уж не вижу власти
сильного, и богатого,
и обильного воинами
брата моего Ярослава,
с черниговскими боярами,
с могутами, и с татранами,
и с шельбирами, и с топчаками,
и с ревугами, и с ольберами.
Они ведь без щитов,
с засапожными ножами,
кликом полки побеждают,
звоня в прадевскую славу.
Но сказали вы: "Помужествуем сами:
прошлую славу себе похитим,
а будущую сами поделим".
А разве дивно, братья,
старому помолодеть?
Если сокол в мытех бывает,
то высоко птиц взбивает,
не даст гнезда своего в обиду.
Но вот зло - князья мне не подмога:
худо времена обернулись.
Вот у Римова кричат
под саблями половецкими,
а Владимир под ранами.
Горе и тоска сыну Глебову!"

Великий князь Всеволод!
Не думаешь ли ты
прилететь издалека
отчий золотой престол поблюсти?
Ты ведь можешь
Волгу вёслами расплескать,
а Дон шлемами вычерпать.
Если бы ты был здесь,
то была бы раба по ногате,
а раб по резане.
Ты ведь можешь посуху
живыми шереширами стрелять,
удалыми сынами Глебовыми.

Ты, буйный Рюрик, и Давыд!
Не ваши ли воины
злачёными шлемами в крови плавали?
Не ваша ли храбрая дружина
рыкает, как туры,
раненные саблями калёными, 
на поле незнаемом?
Вступите же, господа, в золотое стремя
за обиду нашего времени,
за землю Русскую,
за раны Игоря,
буйного Святославича!

Галицкий Осмомысл Ярослав!
Высоко сидишь
на своём златокованом престоле,
подпёр горы Венгерские
своими железными полками,
заступив королю путь,
затворив Дунаю ворота,
меча бремена через облаки,
суды рядя до Дуная.
Грозы твои
по землям текут,
отворяешь Киеву ворота,
стреляешь с отцовского золотого престола
салтанов за землями.
Стреляй же, господин, Кончака,
поганого раба,
за землю Русскую,
за раны Игоревы,
буйного Святославича!

А ты, буйный Роман, и Мстислав!
Храбрая мысль
влечёт ваш ум на подвиг.
Всоко взмываешь на подвиг в отваге,
точно сокол на ветрах паря,
стремясь птицу в смелости одолеть.
Ведь у ваших воинов железные паворзи
под шлемами латинскими.
От них дрогнула земля,
и могие страны -
Хинова, Литва,
Ятвяги, Деремела,
и половцы копья свои повергли
и головы свои склонили
под те мечи булатные.

Но уже, князь,
Игорю померк солнца свет,
а дерево не к добру листву сронило:
по Роси и по Суле города поделили.
А Игорева храброго войска не воскресить!
Дон тебя, князь, кличет
и зовёт князей на победу,
Ольговичи, храбрые князья,
уже поспели на брань...

Ингвар и Всеволод,
и все три Мстиславича -
не худого гнезда соколы!
Не по праву побед
добыли себе владения!
Где же ваши золотые шлемы
и копья польские и щиты?
Загородите полю ворота
своими острыми стрелами
за землю Русскую,