Индекс

ПЕСНЬ

О

ПОХОДЕ

ИГОРЕВОМ

 

.Л.И.Тимофеев

 

 

 

 

 

 

 

А не любо ли было нам, братия,
По-старинному начать песню ратную
О походе князя Игоря,
Князя Игоря Святославича.

     Зачинать же нам, братия, песню ту
По былинам нашего времени,
А не по замышлению Боянову.

     Когда вещий Боян хотел песнь творить,
Растекался он белкой п
ő древу,
Серым волком п
ő земли,
Серым орлом во подоблачьи.
Вспоминал прежних времен усобицы,
Выпускал он тогда десять с
őколов,
Десять соколов на стадо л
éбедей,—
Которую догонит, та и славу поёт:
Ярославу старому, Мстиславу храброму,
Что зарезал Редедю пред полками касожскими,
Молодому Роману Святославичу.

       Не пускал Боян десять соколов,
Десять соколов на стадо лебедей —
Он свои персты вещие
На живые струны воскладывал,
Они же сами рокотали славу княжескую.

       Почнём же эту песню, братия,
От старого Владимира
До нынешнего Игоря,
Что напряг ум своею крепостью,
Изострил сердце своё мужеством,
Исполнился духа ратного,
Навёл свои полки храбрые
На землю Половецкую
За землю Русскую.

       Взглянул тогда Игорь на солнце светлое
И увидел от него он теменью
Прикрытых всех своих воинов.
И сказал Игорь дружине своей:
«Дружина и братия!
Лучше в битве пасть, чем в плену пропасть!
А сядем же, братия, на борзых коней
Да помчимся к Дону синему».

       Запылало его сердце жаждою
Испить Дону великого,
Не смутило его небесное знаменье.
«Хочу с вами,— сказал,— русичи,
Среди поля Половецкого
Преломить копьё, иль сложить голову,
Иль черпнуть шеломом Дону синего».
      О Боян, соловей прежнего времени,
Как воспел бы ты полки князя Игоря,
Князя Игоря Святославича,
Скача, соловей, по древу мыслену,
Залетая думой под облако,
Славу прежнюю свивая с нынешней,
Рыща тропой Трояновой
Через поля н
á горы.
Пел бы ты во славу Игоря:
«То не буря несе с
ő
колов
Через поля широкие,
Бегут стаи галочьи,
Бегут ко Дону великому».
Или так бы запел ты,
Вещий Боян, Велесов внук:
«Кони ржут за Сулою,
Звенит слава во Киеве».

      Трубы трубят в Новгороде,
Стоят стяги во Путивле.
Игорь ждёт мила брата Всеволода.
Говорит ему Буй-Тур Всеволод:
«Один брат, один свет светлый ты, Игорь мой!
Оба мы — Святославичи.
Седлай, брат, своих борзых коней,
А мои готовы, осёдланы,
Осёдланы у Курска напереди.
Куряне мои — славны воины,
Под трубами повиты,
Под шеломами взрощены,
С конца копья вскормлены.
Дороги им ведомы, овраги им знаемы,
Луки их натянуты, колчаны отв
őрены,
Колчаны отворены, сабли из
ő
стрены,
Сами скачут, как серы волки, во поле,
Себе — чести, князю — славы ищучи».

       Вступил князь Игорь во златое стремя
И поехал по чист
ý полю.
Солнце тьмою ему заступает путь,
Ночь грозою гремит, пробуждает птиц.
Вой зверей поднялся, кличет с древа Див,
Велит слушать земле незнаемой:
И Волге, и Поморью, и Посулию.
И Посулию, и С
ýрожу, и Кőрсуню,
И тебе — Тмутороканскому идолу.
       А половцы неготовыми дорогами
Побежали к Дону великому.
Кричат их телеги во полунощи,
Словно лебеди перепуганные.
Игорь к Дону ведёт своих воинов.

       А уж птицы ждут беду его под облаком,
Волки по оврагам ворожат грозу,
Орлы клёктом на кости зверей зовут,
Лисицы лают на щиты червлёные.

       О земля моя, земля Русская!
Не видна уже ты за курганами!
       Долго меркнет ночь. Гаснет свет-зоря,
Чуть забрезжил свет, над полями — туман,
Щёкот славий смолк, говор галок окрест.
Поле русичи, поле великое
Преградили щитами червлёными,
Себе — чести, князю — славы ищучи.

Спозаранок, в пятницу, потоптали они
Поганые полки половецкие,
Рассыпались стрелами п
ő полю
С красными девками половецкими,
А с ними, с золотом, с бархатом,
А плащами и покрывалами
Половецкими драгоценными
Мосты мостили по болотищам,
По болотищам и топким местам.
А червлёный стяг, хоругвь белую,
Бунчук на копье серебряном –
Храброму князю Игорю,
Князю Игорю Святославичу.

       Дремлет во поле Олегово гнездо храброе,
Далеко, далеко залетело оно.
Не было оно на обиду пор
őждено
Ни соколу, ни кречету,
Ни тебе, чёрный ворон — поганый половец.
Гзак бежит, серым волком стелется,
И Кончак за ним правит след,
Правит след ко Дону великому.
       На другой день раным-рано
Возвещают свет зори кровавые.
С моря идут тучи чёрные,
Четыре солнца хотят прикрыть,
А в них трепещут синие молнии,
Быть грому великому!
Идти дождю стрелами,
Идти дождю стрелами с Дона великого!
Тут-то копья переломятся,
Тут-то сабли затупятся,
Затупятся о шеломы половецкие,
На реке на Каяле, у Дона великого!
     О земля моя, земля Русская!
Не видна уже ты за курганами!

       Вот ветры — внуки Стрибожьи —
Веют с моря стрелами
На храбрые полки на Игоревы,
Земля гудит, реки мутно текут,
Прикрывает пыль поле чистое,
Стяги глаголют: идут половцы,
Идут половцы и от Дона, и
őт моря,
И от Дона, и
ő
т моря, и от всех сторон,
Обступают полки русские.
Кликом поле преградили дети бесовы,
А храбрые русичи
Преградили щитами червлёными.

       Ты стоишь в бою, Яр-Тур Всеволод,
Прыщешь на воинов стрелами,
По шеломам гремишь мечами харалужными,
Где проскачешь ты, Буй-Тур Всеволод,
Своим златым шеломом посвечивая,
Там лежат поганые головы,
Поганые головы половецкие,
Разрублены шеломы аварские
Твоею саблею калёною,
Ярый Тур Всеволод!
Что ему до ран, братья ратные,
Что ему до жизни, до почестей,
Он забыл в бою и Чернигов-град,
И отеческий престол златой,
И жены своей милой, красной Глебовны,
Красной Глебовны свычаи и обычаи.
       Были века Трояновы,
Миновали годы Ярославовы,
Были походы Олеговы,
Олега Святославича.
Тот Олег раздоры мечом ковал,
По земле свои стрелы рассеивал,
Ступит он во златое стремя,
Во златое стремя в граде Тмуторокани,
А звон тот слышал ещё старый Ярослав,
А Владимир, сын Всеволода,
С утра уши затыкает в Чернигове.
Бориса же Вячеславича,
Молодого князя храброго,
Похвальба привела на смертный суд,
Не ковыль зелёный постлала ему,
Постлала пелену погребальную
За обиду Олегову, —
С ковыля того Святополк повёз,
Повёз отца своего
Меж угорскими иноходцами
Ко святой Софии во Киеве.
Тогда, при Олеге Гориславиче,
Засевалось и порастало усобицами,
Погибало добро внука Даждьбожьего.
От раздоров-усобиц княжеских
Сокращался век человеческий.
Опустела тогда земля Русская,
Редко пахарь кликал в поле не
őранном,
Да часто граяли, трупы деля, в
őроны,
Да галочьё летело со всех сторон
На пожары, на поживу, на побоища.
Было так в те походы, в те усобицы,
А о сечи такой и не слыхано.
        С утра раннего и до вечера,
С вечера до самого д
ő света
Летят стрелы калёные,
Гремят сабли о шеломы аварские,
Трещат копия харалужные
Во поле незнаемом
Среди земли Половецкой.
Ты черна, черна, степь половецкая,
Копытами ты вспахана,
Костьми позасеяна,
А кровью полита,
Горем взошли они по Русской земле.

       Что там шумит, что там звенит
Раным-рано перед зорями?
Игорь полки поворачивает:
Жаль ему мила брата Всеволода,
Бьются день они, бьются день другой,
На третий день ко полудню
Пали стяги Игоревы.
      Разлучились тут братья, рассталися,
Рассталися на береге быстрой Каялы,
Не достало тут вина кровавого,
Тут окончили пир храбрые русичи,
Напоили сватов, а сами легли,
А сами полегли за землю Русскую.
      С жалости никнет ковыль-трава,
В горести древо к земле приклонилося.
      Пришла, братья, пора невесёлая,
Одолела Пустыня Силу Русскую.
Поднялась Обида в силах внука Даждьбожьего,
Вступила девою на землю Троянову,
Восплеснула лебедиными крыльями,
На Дону, у моря синего,
Отогнала время привольное.
Не идут князья на бой с погаными,
Брат на брата распаляется:
«И то — моё,— говорит,— и то – моё ж».
Называют великим малое,
Сами на себя куют раздор-вражду,
А поганые со всех сторон
Приходят с победами на землю Русскую.

       О, далече залетел сокол наш,
Бил он птиц до самого д
ő моря,
Не воскресить дружины храброй Игоревой.

       Ходит горе по всей Руси,
По всей Руси стоит зарево,
Стоит зарево-пожарище,
Жёны русские восплакались,
Восплакались, приговаривая:
«Уж мужья вы наши, лады милые,
Вас и мыслями не вымыслишь,
Вас и думами не сдумаешь,
И очами вас не выглядишь,
Не ходить нам в злате-серебре».
       Застонал, братья, в горе Киев-град,
А Чернигов — от напастей.

Разлилась тоска по Русской земле,
По Русской земле потекла печаль.
А князья сами раздор куют,
А поганые с победами
Рыщут по Русской земле,
Собирают по векше дань под
ымную.
       Те два храбрые Святославичи,
Святославичи Игорь и Всеволод,
Своевольем пробудили половцев,
А ведь тех смирил грозой своей
Святослав великий грозный киевский.
И держал их в страхе-трепете.
Со своими полками сильными
И мечами харалужными
Наступил он на землю Половецкую,
Притоптал холмы и яружины,
Взмутил реки со озёрами,
Иссушил ручьи и болотища,
А поганого Кобяка из Лукоморья,
Из железного войска половецкого
Будто вихрем выхватил,
И пал Кобяк во граде Киеве,
Во граде в Киеве во гриднице Святославовой,
Тут и немцы, и венетичи,
Тут и греки с моравою
Поют славу Святославову,
Попрекают князя Игоря.
Потопил он добро на дне Каялы,
На дне Каялы, половецкой реки,
Потопил в ней злато русское.
Пересел князь Игорь со златого седла,
Со златого седла в седло невольничье.
Приуныли грады русские,
Поникло во градах веселие.
       А князь Святослав видел тяжкий сон,
Видел тяжкий сон в граде Киеве:
«Одевали меня,— молвил,— с вечера
Чёрным покрывалом на ложе тисовом,
Наливали мне вина синего,
Вина синего, с горем смешанного,
Из колчана пустого поганого
Осыпали меня крупным жемчугом:
Без князька уже крыша стоит
Моего златоверхого терема.
Всю ночь с вечера враны граяли.
Чёрны враны граяли у Плеснеска,
На лугу у дебри Кисановой
И летели к
ő морю синему».
     И бояре князю ответствовали:
«Полонила ум, княже, скорбь великая,
Как слетели да оба сокола
С золотого престола отчего
Добыть града Тмуторокани,
Испить шеломом Дону синего.
Крылья соколам тем подрезаны
Саблями острыми половецкими,
А самих опутали путами железными.
Потемнели небеса во третий день.
Оба солнца наши затмилися,
Два багряные столпа помрачилися,
И с ними молодые месяцы —
Святослав с Олегом — тьмой закрылися
И в
ő море опустилися.
А недруги наши возрадовалися.
На реке на быстрой Каяле,
На Каяле Тьма покрыла Свет,
А по Русской земле рыщут половцы,
Рыщут половцы, как свора пардусов.
Уже пал позор на славу дедову,
Покорилась Воля Насилию,
Уже низринулся Див на землю.
А и готские красные девицы
Распевают на береге моря синего,
Звенят они русским золотом,
Прославляют время Бусово,
Лелеют месть за беду Шаруканову.
А уж нам, дружине, нет веселия».
       И великий Святослав изронил тогда
Злато слово своё, со слезами мешанное:
«Вы, сыны мои, Игорь и Всеволод,
Вы землю вражью Половецкую
До времени стали мечами терзать,
Себе славу искать неверную,
Без чести вы одолели половцев
И без чести вы кровь поганую пр
őлили.
Сердца ваши храбрые
Во булат надёжный окованы,
Закален
ы они буестью,
Что же, что же вы содеяли
Седине моей серебряной?
       Что ж не вижу я власти и помощи
Сильного, богатого, многовоинного
Брата моего Ярослава
С боярами его черниговскими,
С мог
ýтами, с татрáнами, с шéльбирами,
С топч
áками, с ревýгами, с őльберами,—
Без щитов, с ножами засапожными,
Кликом одним побеждают они полки половецкие
И звенят прадедовою славою,
А вы ж сказали: «Сами поратуем,
И новую славу сами возьмём,
И сами поделим славу прежних лет».
А разве диво старому помолодеть?
Коли сокол перелиняет,
Выс
őко в подоблачье птиц загоняет,
Не даёт гнезда своего он в обиду.
А ныне нет мне помощи княжеской,
На худое времена обернулися,
Вот в Римове кричат под саблями половецкими,
А Владимир тяжко стонет под ранами.
Скорбь и тоска сыну Глебову!»
       Великий княже Всеволод!
Не в мыслях лишь прилететь бы тебе издалёка,
Постоять за златой за отцовский престол!
Ты ведь Волгу можешь вёслами выплескать,
а Дон шеломами вычерпать.
Кабы здесь был ты, княже Всеволод,
Продавали б рабынь за безделицу,
А рабов бы по самой по мелочи!
Ты ведь можешь стрелять, будто стрелами,
Удалыми сынами Глебовыми!
      Вы, Буй-Рюрик и Давыд, князья!
Не ваши ли ратники в крови плавали,
В крови плавали по шеломы золочёные?
Не ваша ли дружина храбрая,
Израненная саблями калёными,
Рыкает, как туры, на поле,
На поле неведомом, незнаемом?
Вступите же вы в стремена золочёные
За обиду нашего времени,
За землю Русскую, За раны Игоря,
За Игоря, буего Святославича!
       Ярослав Осмомысл, князь Галицкий!
Высок
ő сидишь ты на своём престоле,
На своём престоле златокованом.
Подпёр ты горы Угорские
Своими полками железными,
Заступил ты пути Королю,
Затворил ворота Дунаю-реке,
Мечешь бремена через облако,
Суды рядишь до Дуная-реки,
Грозы твои по землям текут,
Отворяешь ворота Киеву,
С отчего золотого престола
Ты стреляешь в салтанов за землями

Стреляй же в Кончака, кощея поганого,
За землю Русскую,
За раны Игоря,
За Игоря, буего Святославича!

       А ты, Буй-Роман, и князь Мстислав!
Смелый ум влечёт вас на подвиги,
Высоко парит в подвигах ваше мужество,
Словно сокол взмывает п
ő ветру,
Побивая птиц в своей буести,
У ваших ратников панцири железные
Под шеломами латинскими,
Перед вами земля дрогнула;
И страны, и народы многие:
Вся хинова, литва, ятвяги, деремела
И половцы
копья свои повергнули
И склонили свои головы
Под те ль мечи харалужные.  
       А ныне для Игоря померк солнца свет,
Не к добру древо обронило листву свою:
Города по Сул
é и по Роси поделены.
Не воскресить дружины храброй Игоревой.
Дон, княже, кличет и зовёт князей на победу,
Ольговичи храбрые поспешили на бой.

       Ингварь, Всеволод, все три Мстиславича!
Не худого гнезда, шестикрыльцы!
Не победными вы жребиями
Свою власть себе доб
ыли.
К чему же ваши шеломы золочёные?
К чему щиты и копья ляшские?
Заградите ворота ворогу
Своими острыми стрелами
За землю Русскую,
За раны Игоря,
За Игоря, буего Святославича!
       Ведь уже не течет Сула-врека,
Не течет стр
ýями серебряными
Для древнего града Переяславля,
Заболотилась Двина-река
У тех грозных полочан
От поганого крика половецкого.
       Лишь один Изяслав, сын Васильков,
Позвенел мечами острыми
О шеломы крепкие литовские,
Подрубил он славу деда своего Всеслава,
А сам под щитами червлёными
На кровавой траве порублен мечами литовскими.
Плачется по нём лада милая:
«Приодели, князь, дружину твою птицы крыльями,
Звери кровь твою, княже, повылизали».
Брата Брячислава с ним тут не было,
Ни другого брата
Всеволода,
Одиноко он душу жемчужную
Изронил из тела храброго
Чрез златое ожерелие.
Голоса приуныли, поникло веселие,
Трубы трубят городенские.
      Ярослав и все внуки Всеславовы!
Преклоните стяги свои,
Опустите мечи притупившиеся,
Отпали вы от славы дедовой,
Это вы своими крамолами
Навели поганых на землю Русскую.
Из-за вашей лихой усобицы
Насилие пришло половецкое!
       На седьмом веке Трояновом
Бросил Всеслав жребий о любой ему д
éвице,
Подобрался лукавством он к Киеву.
Коснулся копьём он златого престола Киевского,
Отскочил лютым зверем в
ő полночь,
В
ő
полночь из Белгорода,
Взвился в синем облаке,
А утром ударил секирами,
Отворил ворота Новагорода,
Расшиб славу Ярославову,
Скакнул волком до Немиги с Дудуток.

       А на Немиге, как снопы, стелют головы,
Молотят цепами булатными,
На току там жизнь кладут,
Душу от тела отвеивают.
Берега той Немиги кровавые
Не добром были засеяны,
Засеяны костями русских сынов.
Князь Всеслав людей судил,
Князьям города рядил,
А сам в ночи волком рыскал он,
Рыскал он из Киева до Тмуторокани,
Хорсу великому волком путь перерыскивал.
В Полоцке позвон
ят к заутрене
У святой Софии в колокол,
А звон ему слышен был в Киеве.
В храбром теле его жила душа вещая,
А и он страдал от нап
áстей.
Про него Боян мудрый вымолвил:
«Ни хитру, ни горазду, ни нищу, ни богату –
Суда божьего не миновать».
       О, стонать тебе, земля Русская,
Вспоминая годину прежнюю,
Вспоминая прежних князей.
Того старого Владимира
Нельзя было пригвоздить к горам Киевским.
А ныне его стяги — одни стали Рюриковы,
А другие — Давыдовы,
Только розно их полотнища веют,
И розно поют их копия.
       На Дунае Ярославнин голос слышится.
Раным-рано кличет кукушкою незнаемой:
«Полечу я кукушкою по Дунаю-реке,
Омочу бобров рукав в реке Каяле,
Отру князю его раны кровавые
На теле его израненном».

       Ярославна плачет раным-рано,
Плачет во Путивле на стене, приговаривая:
«О ты, Ветер-Ветрило, господине мой,
Ты зачем, господине, супротив веешь?
Ты зачем мчишь стрелы вражеские
Своими лёгкими крыльями
На дружину моего князя милого?
Ты бы веял высок
ő во подоблачье,
Лелеял бы корабли на синем море!
Ты зачем же моё веселие
Развеял, господине, по ков
ыль-траве?»
       Ярославна плачет раным-рано,
Плачет во Путивле-городе над оградою:
«О ты, Днепр-Словутич, господине мой!
Ты пробил горы каменные
Через землю Половецкую,
Ты лелеял челны Святославовы
На себе до полка до Кобякова,
Прилелей, господине, ладу милого,
Чтобы горьких слёз не слала к нему,
Не слала к нему рано н
á море».
       Ярославна плачет раным-рано,
Плачет во Путивле на стене, приговаривая:
«О ты, Солнце светлое и тресветлое!
Ты для всех тепло, ты для всех красн
ő.
Что же ты лучи горячие
Простёрло на воев лады милого?
Что ж в безводной степи, в степи сухой
Сводишь луки дружине жаждою,
Замыкаешь колчаны мукою?»
       Восшумело море полýночью,
Идут смерчи туманами,
Бог путь кажет князю Игорю.
Кажет путь ему из земли Половецкой,
Из земли Половецкой в землю Русскую,
В землю Русскую к отчу злату столу.
Погасли зори вечерние,
Игорь спит — не спит,
Игорь мерит поля мыслию
От великого Дона к Донцу малому.
       Коня свистнул за рекой Овлур вő полночь,
Велит разуметь князю Игорю:
«Князю Игорю во плену не быть!»
Загудела земля, зашумела трава.
Всполошились шатры половецкие.

       А князь Игорь горностаем в тростник скакнул
И белым гоголем н
á воду,
Взметнулся на борзого коня.
Серым волком скакнул с него,
Помчался он к берегу Донца,
Сокол
őм полетел под облаком,
Избивая гусей-л
éбедей
К завтраку, к обеду и к ужину.
Летит князь Игорь с
őколом,
А Овлур за ним волком стелется,
Отрясая росу студёную,
Притомили они своих борзых коней.
       Говорит Донец князю Игорю:
«Немало тебе, княже, величия,
Немало Кончаку горести,
А Русской земле веселия!»
Отвечает Игорь: «О Донец-река!
И тебе немало величия:
На волнах ты князя лелеяла,
Постилала ты ему зелен
ý траву
На своих берегах серебряных,
Одевала туманами тёплыми,
Прикрывала деревьями зелёными,
На воде стерегла птицей-гоголем,
На волнах — чайкой белою,
На ветрах — утицей-ч
é
рнетью». 
       Не такова была Стугна-река!
Поглотила она чужие ручьи,
Расширилась к устью глубокому.
Ростиславу-князю, юноше,
Затворила Днепр у тёмного берега.
Плачет мать Ростиславова
По князю Ростиславу, по юноше.
       Приуныли цветы с жалости,
И древо с печалью к земле приклонилося.

       Не сороки застрекотали пő следу Игоря,
П
ő следу Игоря едут Гзак с Кончаком.
Смолкли галки, вороны не граяли,
Не стрекочут сороки, молчат поползни.
Дятлы стуком кажут путь к реке,
Соловьи весёлыми песнями
Возвещают о зорьке об утренней.
       Говорит Кончаку поганый Гзак:
«Коли сок
őл ко гнезду летит,
Расстреляем его соколёнка мы
Своими стрелами золочёными».
Отвечает Кончак Гзаку поганому:
«Коли сок
őл ко гнезду летит,
Соколёнка мы опутаем,
Опутаем красной д
éвицею».
Отвечает Кончаку поганый Гзак:
«Коль опутаем его красною д
éвицей,
Не будет у нас и соколёнка,
Не будет и красной д
é
вицы,
И почнут нас птицы бить во поле Половецком».

       А про сына Святославова рек Боян —
Песнотворец старого времени
Ярославова, Олегова, княжеского:
«Хоть и тяжко тебе, голова, без плеч,
Хуже телу без головы»,—
А Русской земле без Игоря,
Князя Игоря Святославича.
В небе светится солнце красное,
А Игорь-князь на Русской земле!
На Дунае поют девицы,
Вьются песни их чрез море до Киева,
Игорь едет по Борúчеву
Ко святой Пирогощей богородице.
Страны
рады, грады веселы.

       Старых князей песней славили,
А теперь молодым пора славу петь:
Слава Игорю Святославичу,
Слава брату его, Буй-Тур Всеволоду,
Слава князю Владимиру Игоревичу!
       Здравы будьте, князья со дружиною,
Побивая полки поганые!
Слава князьям, и дружине честь!

  1953—1982

 На начало

Конец

Индекс