Смешается время,
Тела наши вихрем окутав.
Подвергнув сомненью,
Вокруг – то ли ночь, то ли утро,

Повергнув в забвенье
Всё то, что нас разъединяло,
Поверим в знаменье
Усталых огней у вокзала.

Не ведая страха
Ни перед старухою-смертью,
Ни перед остатком
Минут ли, часов ли, столетий,

Нырнём в осязанье
Друг друга – заветно-желанных,
Омытых слезами
Печалей и бед несказанных.

И, вправду, не зная,
Откуда такая беспечность
И что перед нами –
Лишь день или целая вечность.

Гармонь гормонов разыгралась –
Играет в поисках гармонии.
Но суждено – какая жалость! –
Бессменно пребывать в загоне ей.

Давно, давно пора играть ей –
Послать призывы во все стороны,
Созвать, собрать друзей-собратьев
И выбрать самого достойного.

Пусть не шального виртуоза,
Воссоздающего симфонии –
К чему ей лишние неврозы,
Зачем тускнеть на ярком фоне ей?

Но ей хватило бы, наверно,
Неприхотливого и скромного,
Звучащего так задушевно
Гормонами аккордеонными...

Не хочу быть загадкой,
Непрочитанной книгой.
Ни любовные прятки
Не нужны, ни интриги.

Притворяться таинственной,
Расставляя уловки, –
Это участь воинственных
И удел недалёких.

Проповедую искренность,
Искромётность сознанья.
Может, сильно возвысилась
И горда несказанно?

   Боль святая – спасибо ей! –
Слишком свежие раны.
Ах! Хочу я быть Библией
От Апостола Иоанна...

Это мне ли, в самом деле,
Этот взгляд в упор – вослед?
Отшумели, отхотели
Дерева – укор в ответ.

Дерева ли, города ли
Заманили, завлекли
В продырявленные дали,
Завели на край земли.

Замерзаю и не знаю,
Выйду ли в зарю-весну.
Задуваю пламя-знамя.
У золы скорей усну.

И в сугробах-недотрогах,
Как медведице зимой,
Под предлогом строчек строгих
Мне пригрезится покой.

Но врывается дурманом
Сквозь каналы сонных пор,
Знамя-пламя раздувая,
Этот взгляд вослед – в упор.

КУДА УХОДЯТ ВЕЩИ

Книги становятся тоньше –
Мысли становятся глубже.
Счёты костлявые – в прошлом,
Нож перочинный – не нужен.

Горд работяга-компьютер,
Он ведь востребован нынче.
То, что вчера было круто,
Стало сегодня обычным.

Смотрит листок промокашки –
Жёлтый, щемяще знакомый,
Детством и пылью пропахший –
Рожицей тускло-покорной.

Тихо икает будильник –
Время, всевидящий Кормчий.
Вещи стареют и никнут –
Слово становится ёмче.

Блок в блокноте. Гоголь в голове.
Маяковский на стене маячит.
Бунин будничность переиначил –
В той далёкой, солнечной главе.

Из потрёпанных вселенных-книг
Приходили духи песнопенья.
Их напев тогда в меня проник
И не покидал ни на мгновенье.

Множил время. Силы прибавлял.
Разделял упрямое пространство.
Боль и счастье праведно равнял.
И любимых отнимал бесстрастно.

Этому напеву-палачу,
Лекарю, учителю и магу,
Я стихами преданно плачу.
Плачу, хохочу – мочу бумагу.

Слёзы – дань. И всемогущий дар.
И вселенская спасительная данность.
Маяковскому и Бунину – воздам,
Гоголю и Блоку – благодарность.

Блок в блокноте. Гоголь в голове.
Маяковский на стене маячит.
Бунин будничность переиначил –
В той далёкой, солнечной главе…

Июнь. Пионы-пионеры
Приветствуют начало лета.
И я опять витаю где-то
В воображении химерном.

Пытаюсь спрятаться от зноя,
От гнева грозовых припадков
В ночное небо. Без остатка.
Мне ближе звёздные устои.

До сентября. До увяданья.
И сожаления напрасны,
Когда пенсионеры-астры
Помашут лету: До свиданья!