Двадцатый поезд
Ты что-то говоришь невнятно и устало,
Я слушаю тебя, не поднимая глаз...
Тупая суета, гнусавый гул вокзала
И штампы в паспортах разъединяют нас...
Назавтра поутру, стоуста и столица,
Войдёт в тебя Москва, как колокольный звон,
Ещё вчера - Наш Дом, ещё вчера - Столица,
А нынче - для меня - далёкий закордон.
Таможенный контроль сердца проверит наши,
И ляжет за тобой незримая межа.
Ещё один рубец нам души опояшет,
И вспыхнет, как ожог: постой, не уезжай!
Вагоны мимо нас проходят вереницей,
Вдали уже огонь рубиновый погас...
Ты едешь не домой - ты едешъ за границу,
И штампы в паспортах разъединяют нас!..
Мне кажется, я вслед бреду в снегу по пояс,
Но впереди у нас просвета больше нет.
Так будь блатословен, будь проклят, этот поезд -
Последняя струна в гремящей тишине!.. |
 |
| |
|
|
|
|
| *** Господи,
как я люблю лошадей!
Жёсткая чёлка над глазом цыганским,
Чёткая, как кастаньеты испанские,
Россыпь подков по камням площадей.
Господи, как я люблю лошадей!
Чудом, свалившимся вдруг с облаков,
Праздником, выпавшим в детстве случайно,
Помнится мне табунок дончаков
В скверике, у остановки трамвайной:
Сияли на праздничном солнце
литые,
атласные крупы,
Сияли крутые шеи,
и шёлком струились хвосты,
И в сердце моём отчаянном
запели светлые трубы
От этой,
дотоле
невиданной,
немыслимой, красоты!
Ласково, понимающе
глядели глаза лошадиные,
Спокойно по гладким спинам
гривы стекали вниз –
Словно целые пригоршни счастья
мне
под ноги разом кинули,
И этот восторг мучительный
запомнился на всю жизнь…
Жаль, что я маслом писать не могу:
Радость, поющую чисто и звонко,
Я написала бы жеребёнком
В ясное утро на росном лугу...
Жаль, что я маслом писать не могу! |
|
| |
|
|
|
Диксон Остров Диксон.
Свинцово-седая вода,
Незакатное солнце, бескрайнее небо ..
Если ты в тех краях не бывал никогда,
То считай - никогда в царстве мужества не был.
Где ольха и берёза, росточком с вершок,
Как большие, под ветром колышут серёжки,
До того распахнуться душой хорошо –
Пусть её просквозит этот ветер сторожкий!
Там не молкнут неслышные колокола,
В небесах непрестанное чудо вершится;
В оловянные лужицы, как в зеркала,
Необсохшим цыплёнком глядится пушица,
И в озёра оттаявшей злой мерзлоты
Опрокинуты навзничь летучие тучи...
Остров жёсткой реальности, дерзкой мечты,
Остров ночи полярной и вьюги певучей –
Остров верности строгой и дружбы мужской,
Где по льдам и торосам проходит граница…
Прежде чем захлебнуться смертельной тоской,
Пусть мне Диксон
хоть раз
на прощанье приснится!
2000 |
|
|
*** На
твой вопрос безмолвный я отвечу:
Да, я хочу, чтоб ты меня любил,
Чтоб все другие имена забыл,
Протягивая руки мне навстречу;
Чтоб так ко мне тянулся в каждом сне,
Как раненый из окруженья - к фронту,
Чтоб через все преграды шёл ко мне –
Всю жизнъ ко мне, как путник к горизонту;
Один – в толпе других – мой смех ловил,
Мои черты угадывал повсюду...
Вот так
хочу,
чтоб ты меня любил,
И потому
женой
твоей
не буду. |
| |
|
|
|
|
|
|
|
|
| |
|
|
| Ещё раз о победе Вроде всё
уже было:
о жаркой страде боевой,
Об усталых солдатках,
что даже ночами не
плачут,
О последней черте –
о щемящей весне
фронтовой –
Только всё ещё ждёшь,
что напишется как-то
иначе.
Память всё сохранила,
в мельчайших деталях,
точь-в-точь,
Но слова ускользают,
бледнеют,
как выцветший
росчерк...
Знаешь, как это было?
Бессонная майская ночь –
И растерянный танк,
выползающий молча на
площадь...
Нас не звали на митинг,
но люди текли и текли,
Обнимали друг друга –
совсем незнакомых –
и
плакали,
И дождинки и слёзы
катились совсем
одинаково
По щекам,
по губам и –
горошинками
–
в пыли...
И тогда среди ночи
высокое солнце взошло,
И сердца обожгло,
и сияньем глаза опалило...
До сих пор, только вспомнишь –
и вспыхнет, и станет светло:
Вот как всё это было!
Словно павший под Брестом,
хмелея, жену целовал,
Словно в небо взлетали,
взмахнувши крылом,
плащ-палатки,
Словно парень безрукий
на «тулке» «Катюшу» играл,
А безногий,
как птица,
со свистом носился в присядке;
Словно медь всех литавр,
всех ненужно торжественных
труб,
Всех снарядов,
таящих ещё не избытые беды, –
Вся оплавилась сердцем –
и выплавилось к утру
Ослепительно-яркое,
трудное слово – ПОБЕДА! |
|
| |
|
|
|
|
|
|
|
| |
|
|
 |
|
|
|
|
|
|
|
Последний кадр
Значит, дожили! Всё!
Это
МЫ до Рейхстага дошли!
Это НАШЕ
над дымом и копотью
плещется знамя!
Вот последние метры
чужой и
постылой земли –
И последние пули
взрывают
щебёнку за нами!
Значит, МИР!
Это он голубиные крылья простёр,
Высоту набирая,
как солнце, -
победно и круто!..
...И взметнулся, счастливый, -
и рухнул ничком репортёр,
Сохранивший для нас
незабвенные эти минуты... |
|
|
|
|
|
|
|
